Свекла прошлогодняя. Притча о женских переживаниях

Состав остановился возле шлагбаума. Из кабины показался машинист:

«Эй, кто- нибудь! Открывай границу!».

Из будки появился  толстый солидный швейцар. Такие  обычно стоят у входа в гостиницу.

Окинул взглядом состав,  спросил у машиниста:

- Чего везете?

- Деньги!

- В мешках?

- В мешках, кошельках, коробках. Тара разная. Пропускай.

 Швейцар засунул руку за край шинели, поправил картуз, зевнул:

- Не надо.

- Как не надо? Денег не надо?

- Нет, не велено больших денег принимать. Так, полмешка  можешь оставить, а целый состав – не надо.

 Машинист чуть из окна не вывалился.

- Да куда ж я теперь, с деньгами- то?  Может на перроне сгрузить?

- А кто ж разгружать- то  будет? Я тут один границы охраняю. Больше персонала нету.

- И что ж мне?

- Ну, подожди. Может, и понадобятся деньги, всякое бывает.

- Как же это, ждать?!

- Все ждут, и ты подожди. Вон на трассе женихи в машинах сидят. Не первый день. Некоторые уж состарились. Машины заржавели, а все ждут чего- то. Некоторые уезжают, потом новые прибывают.

- И что ж, не пускают никого?

-  Иной прорывается, до двери добежит с букетом – постоит  возле нее и обратно – ждать.

Машинист покачал головой: ну,  ждать так, ждать.

Натянул кепку на глаза  и задремал.

 

- Дядь, а чего она деньги не берет? – спросил у швейцара конопатый паренек лет десяти, когда мужчина  вернулся в будку.

Швейцар налил чаю в себе и племяннику, погрел руки о граненый стакан и вздохнул:

- Тревожно ей от них, то и не берет. Она так рассуждает: пронюхают воры, грабить придут, а ее даже не потревожат - все прямо с вокзала и заберут.

- А женихов чего не пускает? Ведь не смотрит даже!

- Хлопотно ей от них. Сначала, может, и поженятся, а потом начнут водку пить, да по бабам шастать. Пусть уж там, за границей шастают. А ее не тревожат.

- А ест-то она чего?

- Да в основном, свеклу прошлогоднюю. Найдет в подвале – съест.

- И не надоела ей свекла?

- Да уж, надоела наверно. Только с другой едой - хлопотно. Привыкнешь, например, к мандаринам. А они – возьмут да и закончатся. А новые добывать – хлопотно. Со свеклой проще. Ее, в крайнем случае, из-под снега выкопать можно, тут поля колхозные рядом плохо убраны.

Проснувшись,  машинист вылез из кабины  и пошел поразмять ноги.

Дошел до трассы, где женихи на машинах ждут. Постучал в окно «десятки».

- Эй, мужик. Давно ждешь?

- Давно, привык  уже. Спокойно здесь. Иные, правда, барагозят. Крутой был тут один.

Деньгами швырялся, кольцами.

- Не пустила?

- Не.

- А он?

- То ругался, то на колени падал.

- А она?

- Из окна выглянет, перепугается, потом долго-долго  не показывается.

- А через границу кто-нибудь прорывался?

- Говорят, бывало и такое. Один свеклу в подарок принес, так два  месяца с ней жил. Но потом, поплатился, конечно: от границы отлетел на километры. Теперь в самом хвосте очереди стоит.

- А может, никогда не пустит?

- Может. Но пока срок не вышел, ждет.

 Машинист про срок спрашивать не решился, оглядел  вереницу машин, покачал головой и пошел в кабину досыпать.

Швейцар  устраивался на ночлег на сундуке. Под голову  укладывал шуршащий холщовый мешок с сургучовыми печатями

Конопатый не унимался:

- Дядь, а в мешке что?

- Да приглашения всякие: на концерты, праздники.  Путевки есть – в зарубежье дальнее и ближнее. Этого добра тут навалом.

- А чего ж ты ей не отнесешь?

- Что б настроение не ей портить. Знаю ведь: не пойдет и не поедет. Только ругаться начинает, что тревожат ее. Говорит: туфель нет, фигуры нет…

- Дядь, а чем она целыми днями занимается?

- У нее работы много: себя каждый день ругает. Уж не первый год на свете живет: это ж каждое  событие  вспомнить надо, да за все себя обругать. Иной раз употеет вся: так себя клянет, так плачет!

- Дядь, а зачем себя ругать каждый день?

-  Как зачем? Только начнет себя  хвалить – тут все через границу и хлынут: деньги, женихи, подарки. Праздники да поездки начнутся. А с ними тревоги да хлопоты. Я тогда работу потеряю. Так что, пусть уж лучше ругается.   

- Дядь, а она какая из себя?

- Какая? Раньше, говорят, красавица была сказочная. А теперь… как свекла прошлогодняя и есть.

Швейцар зевнул, повернулся на бок и захрапел.

 

- Да не люблю я! Понимаешь?  Да, я молчала 30 лет. Это мучит меня, понимаешь?  И я не могу с этим смириться! С этим вареным луком в супе я не могу смириться 30 лет! И в детстве я твой суп тайком выливала, мама! Да, я человек со страшным прошлым, но не могу больше скрывать! Ах, зачем я призналась? Опять я виновата!

Мальчик давно стоял, прижавшись носом к окну хозяйского дома.

Он наблюдал за женщиной и никак не мог понять, с кем она разговаривает.

Она ходила по комнате то медленно, то быстро. То смотрела на себя в зеркало, то закрывала лицо руками.

- Надо же, столько лет прошло, а у меня все стоит перед глазами.  Я никогда не прощу себе… это платье, которое я сожгла утюгом. Это ожог горит на моем сердце! Огонь полыхает уже годы! Так сгорела моя молодость! Так опаленная огнем юность угасла,  но шрам на сердце от ожога болит….

- Нет, я бы лучше сказала ему. Нет, лучше бы промолчала. Но сейчас, когда прошли годы, и нет той косички, за которую он меня дернул…

Женщина дотронулась до своих волос и вдруг зарыдала: «Моя шикарная коса! Эти ужасные шампуни, эти гнетущие годы! Это истощило косу!  И я обрезала ее! Как я могла тогда! Как я могла! И он. …  И он, этот хвост, который у меня сейчас на голове, уже не спасет ничего…

Или все же… Может, найти Вовку и спросить: Почему? Почему ты так тогда со мной?

Да, найти его, Вовку. Сейчас. Нужно торопиться.

Мальчик видел, как женщина закрутила волосы жгутом, видимо собиралась  делать прическу.  Но вдруг застыла в задумчивости.

«Есть только два варианта развития событий», - сказала она обреченно:

«Все плохо или плохо все!»

Конопатый удивился: «Странная тетенька. Лицо сморщила, волосы, скрученные, в руках держит. Замерла: не плачет, и не движется. Точно как  свекла прошлогодняя».

Племянник  приехал проведать  дядю через несколько лет.

Дядя погрузнел и  осунулся.  Шлагбаум заржавел, но охранник не печалился – все равно его открывать ни разу не приходилось.

«Да уж и не придется», - сказал дядя.

- А  что, женихов больше нет?

- Поиссякли как-то. Сначала колонна поредела. Первыми иномарки съехали, потом грузовики. А за ними – все остальные.

- Что, на других женились?

- Кто женился, а кто уж помер.

- Дядь, а деньги где?

- Известно где – инфляция …..

Теперь составами лекарства идут да на поминки приглашения.

- И что ж, Свекла ходит куда-нибудь?

- Свекла-то? Что ты! Сгнила на корню. Но не сразу: сначала всю себя испилила, потом изгрызла. Сильно себя ругала да переживала: а чего ей оставалось: больше ничего другого  делать не умела. Зато уж переживать да себя гнобить - это лучше всех.  Вот так люди и сгорают на работе.

 - А ты что же? Без дела  теперь?

- Не, я охраняю территорию. Сюда скоро все равно кто-нибудь поселится. Ты  в городе узнай: может кому хлопотно или тревожно. Может, кто винить себя любит – так пусть приезжают. Усадьба пустая. Я всегда  на чеку – ни тебе денег, ни тебе ресторанов, ни женихов. Хорошо тут у нас – переживаниям простор.

- Ну, ругай – не забывай! – махнул швейцар на прощанье  родственнику и удалился в будку.